«Осенний крик ястреба» И. Бродский

Северозападный ветер его поднимает над
сизой, лиловой, пунцовой, алой
долиной Коннектикута. Он уже
не видит лакомый променад
курицы по двору обветшалой
фермы, суслика на меже.

На воздушном потоке распластанный, одинок,
все, что он видит – гряду покатых
холмов и серебро реки,
вьющейся точно живой клинок,
сталь в зазубринах перекатов,
схожие с бисером городки

Новой Англии. Упавшие до нуля
термометры – словно лары в нише;
стынут, обуздывая пожар
листьев, шпили церквей. Но для
ястреба, это не церкви. Выше
лучших помыслов прихожан,

он парит в голубом океане, сомкнувши клюв,
с прижатою к животу плюсною
– когти в кулак, точно пальцы рук –
чуя каждым пером поддув
снизу, сверкая в ответ глазною
ягодою, держа на Юг,

к Рио-Гранде, в дельту, в распаренную толпу
буков, прячущих в мощной пене
травы, чьи лезвия остры,
гнездо, разбитую скорлупу
в алую крапинку, запах, тени
брата или сестры.

Сердце, обросшее плотью, пухом, пером, крылом,
бьющееся с частотою дрожи,
точно ножницами сечет,
собственным движимое теплом,
осеннюю синеву, ее же
увеличивая за счет

еле видного глазу коричневого пятна,
точки, скользящей поверх вершины
ели; за счет пустоты в лице
ребенка, замершего у окна,
пары, вышедшей из машины,
женщины на крыльце.

Но восходящий поток его поднимает вверх
выше и выше. В подбрюшных перьях
щиплет холодом. Глядя вниз,
он видит, что горизонт померк,
он видит как бы тринадцать первых
штатов, он видит: из

труб поднимается дым. Но как раз число
труб подсказывает одинокой
птице, как поднялась она.
Эк куда меня занесло!
Он чувствует смешанную с тревогой
гордость. Перевернувшись на

крыло, он падает вниз. Но упругий слой
воздуха его возвращает в небо,
в бесцветную ледяную гладь.
В желтом зрачке возникает злой
блеск. То есть, помесь гнева
с ужасом. Он опять

низвергается. Но как стенка – мяч,
как падение грешника – снова в веру,
его выталкивает назад.
Его, который еще горяч!
В черт-те что. Все выше. В ионосферу.
В астрономически объективный ад

птиц, где отсутствует кислород,
где вместо проса – крупа далеких
звезд. Что для двуногих высь,
то для пернатых наоборот.
Не мозжечком, но в мешочках легких
он догадывается: не спастись.

И тогда он кричит. Из согнутого, как крюк,
клюва, похожий на визг эриний,
вырывается и летит вовне
механический, нестерпимый звук,
звук стали, впившейся в алюминий;
механический, ибо не

предназначенный ни для чьих ушей:
людских, срывающейся с березы
белки, тявкающей лисы,
маленьких полевых мышей;
так отливаться не могут слезы
никому. Только псы

задирают морды. Пронзительный, резкий крик
страшней, кошмарнее ре-диеза
алмаза, режущего стекло,
пересекает небо. И мир на миг
как бы вздрагивает от пореза.
Ибо там, наверху, тепло

обжигает пространство, как здесь, внизу,
обжигает черной оградой руку
без перчатки. Мы, восклицая «вон,
там!» видим вверху слезу
ястреба, плюс паутину, звуку
присущую, мелких волн,

разбегающихся по небосводу, где
нет эха, где пахнет апофеозом
звука, особенно в октябре.
И в кружеве этом, сродни звезде,
сверкая, скованная морозом,
инеем, в серебре,

опушившем перья, птица плывет в зенит,
в ультрамарин. Мы видим в бинокль отсюда
перл, сверкающую деталь.
Мы слышим: что-то вверху звенит,
как разбивающаяся посуда,
как фамильный хрусталь,

чьи осколки, однако, не ранят, но
тают в ладони. И на мгновенье
вновь различаешь кружки, глазки,
веер, радужное пятно,
многоточия, скобки, звенья,
колоски, волоски –

бывший привольный узор пера,
карту, ставшую горстью юрких
хлопьев, летящих на склон холма.
И, ловя их пальцами, детвора
выбегает на улицу в пестрых куртках
и кричит по-английски «Зима, зима!»

1975 г.

Анализ стихотворения

«Осенний крик ястреба» – стихотворение, написанное в 1975 году и считающееся одним из наиболее известных и загадочных произведений Бродского. Его важнейшая особенность – четкий сюжет. В лирике Иосифа Александровича он встречается довольно редко (например, в «Новом Жюль Верне», «Посвящается Ялте», «Post аеtatem nostram»). Описать происходящие события можно посредством пары-тройки предложений. Ястреб парит в небе над долиной реки Коннектикут в конце октября. Против своей воли птица поднимается все выше и выше – ее уносит сильный ветер. В итоге она погибает из-за недостатка кислорода. Пух и перья, сыплющиеся с неба, американские дети принимают за снег и начинают радостно приветствовать приход зимы.

В той или иной степени стихотворение соотносится сразу с несколькими литературными произведениями. Начнем со стихотворения Баратынского «Осень». В обоих текстах совпадает ряд пейзажных элементов, а также временной вектор «осень-зима». Крик ястреба можно сравнить с криком отчаяния, подавляемым лирическим героем Баратынского. Также есть отсылка к другому стихотворению русского поэта девятнадцатого столетия – «Недоносок». У Бродского ястреб оказывается слишком высоко, хотя и не желает этого, и не может вернуться на землю. У Баратынского перед читателями предстает полет «ничтожного духа». Есть версия, что Иосиф Александрович ориентировался не на какие-то конкретные стихотворения великого коллеги. По мнению некоторых исследователей, гений двадцатого века опирался на весь сборник «Сумерки», изданный в 1842 году.

Сюжет «Осеннего крика ястреба» явно коррелирует со знаменитой историей об Икаре. Бродский создает новейший миф, при этом его послание остается не до конца ясным. Стихотворение наполнено реалистичными деталями, не свойственными архаике, – упоминаются особенности климата, подробности из мира географии и биологии. Кроме того, порой мелькает наукообразная лексика. Поэт будто старается убедить читателей в протокольной точности описания произошедших с ястребом событий. Впрочем, реалистичность Иосифа Александровича вполне условна. Он допускает ошибки и по отношению к географии, и касательно поведения птицы. Получается, что при помощи якобы точных примет Бродский создает картину символическую.

Особое внимание стоит обратить на то, как поэт рассказывает непосредственно про крик ястреба, залетевшего слишком высоко. Получившийся звук – неповторим и оригинален. Ни одно живое существо на земле не способно издать нечто подобное:

…Пронзительный, резкий крик
страшней, кошмарнее ре-диеза
алмаза, режущего стекло…

Предсмертный вопль птицы описывается Иосифом Александровичем посредством сравнения – «так отливаться не могут слезы никому». Бродский перефразирует популярную русскую поговорку «Отольются кошке мышкины слезки». По его мнению, страданий, испытанных птицей на пороге смерти, не заслуживает никто на свете – даже самый закоренелый и злостный преступник.

Широкое распространение получила точка зрение, согласно которой «Осенний крик ястреба» – стихотворение о поэте. Птица символизирует alter ego Иосифа Александровича. Фактически перед нами – романтический герой, похожий на тех, что фигурируют в стихотворениях Лермонтова, Цветаевой. В чем ключевое отличие произведения Бродского? Поэт романтического героя рисует не демоном, жрецом или пророком, а рефлексирующим интеллектуалом-отщепенцем. Если рассматривать стихотворение в первую очередь как трагическую историю творца, становится понятно, почему именно это стихотворение особенно высоко оценивали многие коллеги Иосифа Александровича по цеху.

Автор: Иосиф Бродский