«Слушай, поганое сердце…» С. Есенин
* * * Слушай, поганое сердце,
Сердце собачье мое.
Я на тебя, как на вора,
Спрятал в руках лезвие.Рано ли, поздно всажу я
В ребра холодную сталь.
Нет, не могу я стремиться
В вечную сгнившую даль.Пусть поглупее болтают,
Что их загрызла мета;
Если и есть что на свете –
Это одна пустота.
3 июля 1916 г.
Анализ стихотворения Есенина «Слушай, поганое сердце…»
В есенинских творениях 1915–1916 гг. нередко встречаются суицидальные мотивы. Они занимают центральное место в «Исповеди самоубийцы», где отчаявшийся лирический герой не только отрекается, но и проклинает вечные идеалы веры и любви. Резюмируя неутешительные итоги безотрадного земного пути, субъект речи облекает их в лаконичную формулу с ужасным смыслом: «Жизнь есть песня похорон». В других стихотворениях лирическим «я» овладевает странная мечта пополнить ряды разбойников, кого-нибудь зарезав. Подобное желание можно трактовать как уничтожение собственной души, близкое к самоубийству.
Одно из самых пессимистических есенинских произведений датировано серединой лета 1916 г. В нем тема суицида приобретает особую остроту: адресатом злобных угроз героя становится часть своего тела, а конкретнее – сердце. Последнее награждается пренебрежительными просторечными эпитетами и сравнением с вором, заслуживающим смертной участи за свои черные дела. При помощи художественных приемов субъект речи демонстрирует стремление души отделить себя от физической оболочки – несовершенной, греховной, склонной к заблуждениям.
Во второй части стихотворения появляется объяснение агрессии лирического субъекта, направленной против собственной личности. На крайнюю меру его подвигло осознание бессмысленности существования: жизненные перспективы оцениваются как «пустота» или «сгнившая даль». Разговоры о целях и связанных с ними надеждах остаются уделом болтливых глупцов.
Сходная мысль о безнадежности земных путей появляется в стихотворном посвящении Михаилу Мурашеву, появившемся за несколько месяцев до анализируемого текста. Итог жизни обоих поэтов – «грязью покрытое» кладбище.
У литературоведов нет единого объяснения всплеску пессимистических мотивов в есенинском творчестве предреволюционного периода. Одни связывают приоритет негативных интонаций с особым духом эпохи или тяготами службы на военно-санитарном поезде и в стационарном лазарете. Другие исследователи трактуют образ мятежника и хулигана как одно из воплощений многогранного лирического «я», противоположность кроткого и набожного странника. Еще одна версия связана с внешними обстоятельствами появления «Слушай…» Произведение возникло как экспромт во время обсуждения темы страшного пожара, случившегося в Риме во время правления Нерона. Согласно этой версии, личность лирического «я» отождествляется с исторической фигурой императора-грешника, которого толкает на самоубийство предчувствие скорого возмездия.