«Во весь голос» В. Маяковский
Первое вступление в поэмуУважаемые товарищи потомки! Роясь в сегодняшнем окаменевшем дерьме, наших дней изучая потемки, вы, возможно, спросите и обо мне. И, возможно, скажет ваш ученый, кроя эрудицией вопросов рой, что жил-де такой певец кипяченой и ярый враг воды сырой. Профессор, снимите очки-велосипед! Я сам расскажу о времени и о себе. Я, ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный, ушел на фронт из барских садоводств поэзии – бабы капризной. Засадила садик мило, дочка, дачка, водь и гладь – сама садик я садила, сама буду поливать. Кто стихами льет из лейки, кто кропит, набравши в рот – кудреватые Митрейки, мудреватые Кудрейки – кто их к черту разберет! Нет на прорву карантина – мандолинят из-под стен: «Тара-тина, тара-тина, т-эн-н…» Неважная честь, чтоб из этаких роз мои изваяния высились по скверам, где харкает туберкулез, где блядь с хулиганом да сифилис. И мне агитпроп в зубах навяз, и мне бы строчить романсы на вас, – доходней оно и прелестней. Но я себя смирял, становясь на горло собственной песне. Слушайте, товарищи потомки, агитатора, горлана-главаря. Заглуша поэзии потоки, я шагну через лирические томики, как живой с живыми говоря. Я к вам приду в коммунистическое далеко не так, как песенно-есененный провитязь. Мой стих дойдет через хребты веков и через головы поэтов и правительств. Мой стих дойдет, но он дойдет не так, – не как стрела в амурно-лировой охоте, не как доходит к нумизмату стершийся пятак и не как свет умерших звезд доходит. Мой стих трудом громаду лет прорвет и явится весомо, грубо, зримо, как в наши дни вошел водопровод, сработанный еще рабами Рима. В курганах книг, похоронивших стих, железки строк случайно обнаруживая, вы с уважением ощупывайте их, как старое, но грозное оружие. Я ухо словом не привык ласкать; ушку девическому в завиточках волоска с полупохабщины не разалеться тронуту. Парадом развернув моих страниц войска, я прохожу по строчечному фронту. Стихи стоят свинцово-тяжело, готовые и к смерти и к бессмертной славе. Поэмы замерли, к жерлу прижав жерло нацеленных зияющих заглавий. Оружия любимейшего род, готовая рвануться в гике, застыла кавалерия острот, поднявши рифм отточенные пики. И все поверх зубов вооруженные войска, что двадцать лет в победах пролетали, до самого последнего листка я отдаю тебе, планеты пролетарий. Рабочего громады класса враг – он враг и мой, отъявленный и давний. Велели нам идти под красный флаг года труда и дни недоеданий. Мы открывали Маркса каждый том, как в доме собственном мы открываем ставни, но и без чтения мы разбирались в том, в каком идти, в каком сражаться стане. Мы диалектику учили не по Гегелю. Бряцанием боев она врывалась в стих, когда под пулями от нас буржуи бегали, как мы когда-то бегали от них. Пускай за гениями безутешною вдовой плетется слава в похоронном марше – умри, мой стих, умри, как рядовой, как безымянные на штурмах мерли наши! Мне наплевать на бронзы многопудье, мне наплевать на мраморную слизь. Сочтемся славою – ведь мы свои же люди, – пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм. Потомки, словарей проверьте поплавки: из Леты выплывут остатки слов таких, как «проституция», «туберкулез», «блокада». Для вас, которые здоровы и ловки, поэт вылизывал чахоткины плевки шершавым языком плаката. С хвостом годов я становлюсь подобием чудовищ ископаемо-хвостатых. Товарищ жизнь, давай быстрей протопаем, протопаем по пятилетке дней остаток. Мне и рубля не накопили строчки, краснодеревщики не слали мебель на дом. И кроме свежевымытой сорочки, скажу по совести, мне ничего но надо. Явившись в Це Ка Ка идущих светлых лет, над бандой поэтических рвачей и выжиг я подыму, как большевистский партбилет, все сто томов моих партийных книжек.
Декабрь 1929 – январь 1930 г.
Анализ поэмы Маяковского «Во весь голос»
В последние месяцы жизни автор был занят подготовкой к выставке, посвященной 20-летию литературного труда. Приближающаяся юбилейная дата была омрачена ожесточенной критикой и подковерными играми чиновников от искусства. Внешние обстоятельства породили замысел поэта обратиться к потомкам напрямую, без посредников, которые могут исказить цели и идеи его творчества. В качестве своей аудитории Маяковский видел будущих граждан идеальной страны, охарактеризованной как «коммунистическое далеко».
Поэт планировал создать большое произведение, посвященное реалиям социалистической современности. Зимой 1929–30 гг. он написал первое вступление к грандиозному проекту. Работа не получила продолжения, и художественный текст, позиционируемый Маяковским как вступительный, позже был оценен исследователями как законченный и самостоятельный.
Предмет разговора со счастливым поколением «здоровых и ловких» – творческое кредо и итоги поэтической деятельности. Определяя их, лирический герой не стесняется разговорных, зачастую грубых выражений. Он и рекомендует себя нарочито сниженной фразой: «ассенизатор и водовоз», тематика стихов которого была вызвана и оправдана революционным духом эпохи.
Образы поэзии-«капризной бабы» и лирического «я» –фронтовика являются средствами выражения основной антитезы, охватывающей ключевые идеи мировоззрения автора. Он противопоставляет эстетский и социальный подходы к искусству, разводя их под двум непримиримым лагерям.
С одной стороны находится мещанский рай, замкнутый в рамках милого барского садика. Ему соответствует недостойная, оскорбительно мелочная тематика, воспевающая «водь и гладь». На другом полюсе вырастает грандиозная метафора, в которой стихотворные строки уподобляются оружию, а поэт – полководцу, бескорыстному служителю нового общества.
В художественном пространстве моделируется масштабная картина парада, участниками которого становятся страницы, стихи, поэмы, кавалерия сатирических приемов. Каждая из групп олицетворенных персонажей детализована: поэмы, подобно артиллерии, вооружены заглавиями, а остроты – «отточенными пиками» рифм. Отважные и опытные бойцы замирают, ожидая приказ к отправке на идеологический фронт.
Герой допускает гибель фантастического войска: она расценивается как слагаемое победы. Поэт презирает внешние знаки почтения, пренебрежительно определяя памятники как «бронзы многопудье» и «мраморную слизь». Главным достижением социальной лирики он считает построение принципиально нового общества – идеального, здорового и гармоничного.
Лирический субъект, по-маяковски горластый и грубоватый, убежден в своей правоте и бесстрашно обращается к суду будущего. Тем интереснее проследить развитие неуверенных и трагических интонаций по тексту поэмы. Показательный пример неожиданно возникает в рамках антитезы «чистого» и социального искусства. Герой-«агитатор» искренне признается, что утомлен «агитпроповской» тематикой. Каким образом выходит из кризиса социальный поэт? Далеко не лучшим: он проповедует самоограничение, предписывающее задушить «собственную песню» ради блага будущих поколений. Мотивами усталости и одиночества продиктовано обращение к «товарищу жизни», суть которого сводится к желанию побыстрее закончить «дней остаток» очередной пятилетки.
В современном прочтении откровения «мобилизованного революцией», который уверен в скором будущем социального рая, приобретают жанровые черты утопии. Трагические мотивы усиливает факт отсутствия идеальной аудитории: фигуры слушателей новой формации, равно как и уверенные результаты борьбы с застарелыми пороками, пока остаются в области мечты.