«Дом поэта» М. Волошин

Дверь отперта. Переступи порог.
Мой дом раскрыт навстречу всех дорог.
В прохладных кельях, беленных известкой,
Вздыхает ветр, живет глухой раскат
Волны, взмывающей на берег плоский,
Полынный дух и жесткий треск цикад.
А за окном расплавленное море
Горит парчой в лазоревом просторе.
Окрестные холмы вызорены
Колючим солнцем. Серебро полыни
На шиферных окалинах пустыни
Торчит вихром косматой седины.
Земля могил, молитв и медитаций –
Она у дома вырастила мне
Скупой посев айлантов и акаций
В ограде тамарисков. В глубине
За их листвой, разодранной ветрами,
Скалистых гор зубчатый окоем
Замкнул залив Алкеевым стихом,
Асимметрично-строгими строфами.
Здесь стык хребтов Кавказа и Балкан,
И побережьям этих скудных стран
Великий пафос лирики завещан
С первоначальных дней, когда вулкан
Метал огонь из недр глубинных трещин
И дымный факел в небе потрясал.
Вон там – за профилем прибрежных скал,
Запечатлевшим некое подобье
(Мой лоб, мой нос, ощечье и подлобье),
Как рухнувший готический собор,
Торчащий непокорными зубцами,
Как сказочный базальтовый костер,
Широко вздувший каменное пламя,
Из сизой мглы, над морем вдалеке
Встает стена… Но сказ о Карадаге
Не выцветить ни кистью на бумаге,
Не высловить на скудном языке.
Я много видел. Дивам мирозданья
Картинами и словом отдал дань…
Но грудь узка для этого дыханья,
Для этих слов тесна моя гортань.
Заклепаны клокочущие пасти.
В остывших недрах мрак и тишина.
Но спазмами и судорогой страсти
Здесь вся земля от века сведена.
И та же страсть и тот же мрачный гений
В борьбе племен и в смене поколений.
Доселе грезят берега мои
Смоленые ахейские ладьи,
И мертвых кличет голос Одиссея,
И киммерийская глухая мгла
На всех путях и долах залегла,
Провалами беспамятства чернея.
Наносы рек на сажень глубины
Насыщены камнями, черепками,
Могильниками, пеплом, костяками.
В одно русло дождями сметены
И грубые обжиги неолита,
И скорлупа милетских тонких ваз,
И позвонки каких-то пришлых рас,
Чей облик стерт, а имя позабыто.
Сарматский меч и скифская стрела,
Ольвийский герб, слезница из стекла,
Татарский глет зеленовато-бусый
Соседствуют с венецианской бусой.
А в кладке стен кордонного поста
Среди булыжников оцепенели
Узорная арабская плита
И угол византийской капители.
Каких последов в этой почве нет
Для археолога и нумизмата –
От римских блях и эллинских монет
До пуговицы русского солдата.
Здесь, в этих складках моря и земли,
Людских культур не просыхала плесень –
Простор столетий был для жизни тесен,
Покамест мы – Россия – не пришли.
За полтораста лет – с Екатерины –
Мы вытоптали мусульманский рай,
Свели леса, размыкали руины,
Расхитили и разорили край.
Осиротелые зияют сакли;
По скатам выкорчеваны сады.
Народ ушел. Источники иссякли.
Нет в море рыб. В фонтанах нет воды.
Но скорбный лик оцепенелой маски
Идет к холмам Гомеровой страны,
И патетически обнажены
Ее хребты и мускулы и связки.
Но тени тех, кого здесь звал Улисс,
Опять вином и кровью напились
В недавние трагические годы.
Усобица и голод и война,
Крестя мечом и пламенем народы,
Весь древний Ужас подняли со дна.
В те дни мой дом – слепой и запустелый –
Хранил права убежища, как храм,
И растворялся только беглецам,
Скрывавшимся от петли и расстрела.
И красный вождь, и белый офицер –
Фанатики непримиримых вер –
Искали здесь под кровлею поэта
Убежища, защиты и совета.
Я ж делал все, чтоб братьям помешать
Себя – губить, друг друга – истреблять,
И сам читал – в одном столбце с другими
В кровавых списках собственное имя.
Но в эти дни доносов и тревог
Счастливый жребий дом мой не оставил:
Ни власть не отняла, ни враг не сжег,
Не предал друг, грабитель не ограбил.
Утихла буря. Догорел пожар.
Я принял жизнь и этот дом как дар
Нечаянный – мне вверенный судьбою,
Как знак, что я усыновлен землею.
Всей грудью к морю, прямо на восток,
Обращена, как церковь, мастерская,
И снова человеческий поток
Сквозь дверь ее течет, не иссякая.

Войди, мой гость: стряхни житейский прах
И плесень дум у моего порога…
Со дна веков тебя приветит строго
Огромный лик царицы Таиах.
Мой кров – убог. И времена – суровы.
Но полки книг возносятся стеной.
Тут по ночам беседуют со мной
Историки, поэты, богословы.
И здесь – их голос, властный, как орган,
Глухую речь и самый тихий шепот
Не заглушит ни зимний ураган,
Ни грохот волн, ни Понта мрачный ропот.
Мои ж уста давно замкнуты… Пусть!
Почетней быть твердимым наизусть
И списываться тайно и украдкой,
При жизни быть не книгой, а тетрадкой.
И ты, и я – мы все имели честь
«Мир посетить в минуты роковые»
И стать грустней и зорче, чем мы есть.
Я не изгой, а пасынок России.
Я в эти дни ее немой укор.
И сам избрал пустынный сей затвор
Землею добровольного изгнанья,
Чтоб в годы лжи, паденья и разрух
В уединеньи выплавить свой дух
И выстрадать великое познанье.
Пойми простой урок моей земли:
Как Греция и Генуя прошли,
Так минет все – Европа и Россия.
Гражданских смут горючая стихия
Развеется… Расставит новый век
В житейских заводях иные мрежи…
Ветшают дни, проходит человек.
Но небо и земля – извечно те же.
Поэтому живи текущим днем.
Благослови свой синий окоем.
Будь прост, как ветр, неистощим, как море,
И памятью насыщен, как земля.
Люби далекий парус корабля
И песню волн, шумящих на просторе.
Весь трепет жизни всех веков и рас
Живет в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас.

25 декабря 1926 г., Коктебель.
Сборник «Паралипоменон» (1925–1929).

Анализ стихотворения М. А. Волошина «Дом поэта»

Стихотворение «Дом поэта» написано в 1926 году, когда уже отгремела гражданская война, но поэт-философ продолжал осмысливать ее катастрофические события. В рамках произведения М. А. Волошин еще раз подчеркивает нейтральную позицию, занятую им в ходе братоубийственного конфликта.

Исключительное богатство поэтической лексики Волошина отражает набор средств выразительности, которые включает стихотворение. Среди них:

• олицетворения – «дом раскрыт», «пасти заклепаны», «берега грезят (воображают)», «глухая мгла залегла», «скорлупа ваз», «плита и угол капители (архитектурной детали) оцепенели», «складки моря и земли», «тени вином и кровью напились», «слепой дом », «расплавленное море», «ветр вздыхает», «колючее солнце» – создают образы удивительной красоты и точности;
• инверсия – «вздыхает ветр», «живет раскат», «встает стена», «грезят берега», «не просыхала плесень», «не предал друг», «дар нечаянный», «берег плоский» – обусловлена необходимостью соблюсти стихотворный размер;
• эпитеты – «жесткий треск», «лазоревый простор», «косматая седина», «скупой посев», «зубчатый окоем», «каменное пламя», «клокочущие пасти», «мрачный гений», «житейские заводи» – являются исчерпывающими характеристиками явлений и предметов;
• многочисленные ряды однородных членов предложения – «лоб, нос, ощечье и подлобье», «камнями, черепками, могильниками, пеплом, костяками», «вытоптали, свели, размыкали, расхитили и разорили», «убежища, защиты и совета», «меч и стрела, герб, слезница, глёт» – позволяют автору описать действительность во всей ее сложности и многообразии;
• многосоюзие – «и вождь, и офицер», «и обжиги, и скорлупа, и позвонки», «и ты, и я» – создает акцент на каждом слове ряда;
• религиозная лексика – «келья», «молитва», «собор», «храм», «вера», «церковь», «благослови», «крестя» – придает тексту торжественность, подчеркивает духовный посыл автора;
• архаизмы – «ветр», «уста», «мрежи (рыболовные сети)» – отсылают читателя к многовековой истории России;
• сравнения – « горит парчой», «торчит вихром», «как храм, обращена», «властный, как орган», «неистощим, как море», «насыщен, как земля»;
• метафоры – «замкнул стихом спазмы и судороги страсти», «чернея провалами», «плесень культур», «крестя мечом и пламенем», «усыновлен землею», «серебро полыни», «шиферные окалины пустыни» – позволяют охарактеризовать явления и предметы предельно лаконично;
• умолчания – «отдал дань…», «встает стена…» – создавая паузы, заставляют читателя домыслить недосказанное автором;
• устаревшая лексика – «кличет», «доселе»;
• оксюморон – «мертвых кличет голос Одиссея» – отсылает к античной истории Крыма;
• обращение – «мой гость» – нейтрально, лишено политической и эмоциональной окраски;
• парцелляция – членение предложения … «живет в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас», сочетанная с градацией;
• синонимы – «узка, тесна», «собор, храм, церковь», «губить, истреблять»;
• контекстуальные антонимы – «небо – земля», «красный – белый».

Ряд слов требует пояснения: «бусый» – «серый», «глёт» – подобие краски, состав, из которого в древности готовили глазурь для росписи предметов.

Поэт не может скрыть любви к красоте многострадального крымского края, интереса к его богатой древней истории. Но, оставаясь под впечатлением от событий недавней войны, Волошин как человек творческий излагает исторические события однобоко. Поэт обвиняет имперскую Россию в истреблении татарского народа, изображая русских солдат жестокими колонизаторами, растоптавшими «мусульманский рай». История освоения Крыма сложна и трагична. Не оправдывая никого, справедливости ради надо сказать, что рай был создан на костях греков, с которыми за несколько веков до этого татары расправились не менее жестоко.

Личная судьба Волошина доказывает, что и страшные события войны, голод и репрессии нельзя трактовать однозначно.