«На смерть Шевченко» Н. Некрасов

Не предавайтесь особой унылости:
Случай предвиденный, чуть не желательный.
Так погибает по божией милости
Русской земли человек замечательный
С давнего времени: молодость трудная,
Полная страсти, надежд, увлечения,
Смелые речи, борьба безрассудная,
Вслед за тем долгие дни заточения.

Всё он изведал: тюрьму петербургскую,
Справки, допросы, жандармов любезности,
Всё – и раздольную степь Оренбургскую,
И ее крепость. В нужде, в неизвестности
Там, оскорбляемый каждым невеждою,
Жил он солдатом с солдатами жалкими,
Мог умереть он, конечно, под палками,
Может, и жил-то он этой надеждою.

Но, сократить не желая страдания,
Поберегло его в годы изгнания
Русских людей провиденье игривое.
Кончилось время его несчастливое,
Всё, чего с юности ранней не видывал,
Милое сердцу, ему улыбалося.
   Тут ему бог позавидовал:
      Жизнь оборвалася.

Анализ стихотворения Некрасова «На смерть Шевченко»

В 1861 г. автор создает произведение, продолжающее тему «народных заступников». Галерею поэтических портретов дополняет образ Тараса Шевченко. Стихотворный текст написан под впечатлением безвременной кончины украинского поэта и художника, поэтому в нем особенно сильны горькие иронические, порой саркастические и даже кощунственные интонации.

Поэт указывает на конкретные детали биографии «человека замечательного». В ней условно выделяются три периода: молодость, тюрьма и ссылка, последние годы. В первом из эпизодов преобладает лексика с семантикой отваги, решимости, преодоления трудностей.

Центральная часть посвящена тягостным «дням заточения». Бедность, мучительная неизвестность, постоянные оскорбления – все это пришлось пережить народному поэту. В конце эпизода возрастают гнетущие интонации обреченности, безвольного ожидания смерти. Подобные настроения встречаются в другом некрасовском творении – «На Волге». Страшные пожелания собственной смерти произносит больной бурлак со «спокойно-безнадежным» взглядом.

По всему художественному тексту разбросаны замечания лирического героя, исполненные злой иронии. В зачине звучит ошеломляющий читателя призыв к отказу от уныния. Он дополняется оценкой печального факта как события ожидаемого, почти закономерного. В центральном отрывке содержится едкая фраза о «жандармов любезностях».

Авторский сарказм достигает кульминации к финалу. Трудной судьбой русского гражданина управляет всемогущее провидение, которое получает эпатирующий эпитет «игривое». Короткий период благополучия Кобзаря прервался по воле Бога, который «позавидовал» долгожданному счастью страдальца. По склонности поддаваться мирским страстям некрасовский образ Бога скорее сближается с темпераментными античными обитателями Олимпа, чем с христианскими представлениями о горних сферах.

Неожиданность смерти народного защитника подчеркивает выбор глагола – «оборвалася». Эффект внезапности поддерживается на формальном уровне при помощи смены ритмического рисунка в заключительном двустишии.

Произведение памяти Шевченко – редкий пример некрасовских посвящений, когда накал обличительных интонаций возвышается до богоборческих мотивов. В «Пророке» читатель сталкивается с противоположной ситуацией: его самоотверженный адресат становится живым напоминанием о судьбе Христа.